Я, Увина Нина Алексеевна, родилась в 1932 году. Проживаю в городе Челябинске по улице братьев Кашириных д. 101, кв. 274.
Моя родина Мордовская АССР. Ардатовский р-н, село Силино.
29 ноября 1941 г. нашего отца, рождённого в 1907 г., Увина Алексея Филатовича забрали на фронт. В 1942 г. после лечения в госпитале от тяжёлого ранения и контузии отца снова забрали на фронт. Он сказал маме “Настя, на войне страшно, там убивают”. В мае 1943 г. отец погиб старшим сержантом (Справка от Ардатовского районного военкомата № 6/80 на основание дела). Когда отца забрали на фронт, наша семья была:
1. Увина Анастасия Петровна родилась 1907 г.
2. Брат Увин Виктор 1928 г.
3. Я Увина Нина 1932 г.
4. Брат Увин Саша 1938 г.
5. Увин Юра 1939 г.
6. Сестра Увина Маша 1941 г.
У мамы осталось пятеро детей на руках. Сначала думали, что война продлится недолго. Но она затянулась до 3 сентября 1945 года. Был приказ: ”Всё для фронта. Родина-мать зовёт”. В нашем колхозе остался один комбайн, который работал от трактора, несколько больных старых лошадей, добрых забрали на фронт. Большие поля земли легли на плечи стариков, женщин и детей. Весной правление колхоза давали на 4 дома, т.е. на 4 семьи. 2 гектара земли колхозной вспахать. И вот наши матери впрягались подвое за палку и тянули на толстой веревке плуг, а мы, дети, сзади тоже подвое за ними тянули этот же плуг, сколько у нас было сил. В мае земля сырая, холодная, а мы босиком или в лаптях. Когда вспахивали эти два гектара, начинали также пахать свои наделы. А потом начались полевые работы. В школе позанимались 2-3 часа, и – в поле. Кто поменьше – сажали табачную рассаду, поливали её, обрабатывали, а потом рубили её и вязали в пучки для сушки, а потом отправляли на фронт. Это очень тяжелая работа, тем более это яд, особенно для детей.
Когда созревали хлеба, работали все от велика до мала. Мама косила хлеб косой, а где и серпом, а я за ней босиком по жнивью вязала снопы, а потом, после подсушки, ночью, на быках их возили в скирды, а потом или молотилкой (одна на 7 деревень), или цепами молотили эти снопы.
В амбарах веяли, и наши матери грузили в мешках 24 килограмма и пешком на станцию 35 км несли на себе это. Учиться мы начинали после уборки, в октябре-ноябре убирали картошку на полях, приходилось и босиком и в лаптях, зимой тоже в холодных амбарах веяли зерно, всё время работали в колхозе, за нули без палочки.
С 1941 года по1950 год в колхозе на трудодень не давали ни грамма. Как мы выжили, знает только бог. Когда кончались запасы со своего уезда, начинался страшный голод. Брат Юра, ему было 3-4 года, говорит Саше: “Сулк, а Сулк, сколько бы ты сейчас съел печеной картошки, я бы съел целую подловку.” Это значит чердак. Крыши у наших домов были соломенные. И вот, мы эту солому толкли и ели, ели липовые листья. Вся трава съедобная шла в еду. Люди пухли и умирали от голода и холода. Глисты были. Маму вырвало, а из неё вышел клубок глист длиной 20-25 см. “Дети, я ….” Мы: “ Мамочка, родная, не умирай”. А в колхозе, спаси бог поднять колосок с поля. Я весной после снега набрала в подол колосков, и меня встретил бригадир, и маму за это увезли в районную милицию, трое суток она там просидела, отпустили её как хорошую работницу, и то, что нас, детей, много. Если в колхозе умирала лошадь, мы бежали в очередь, чтоб хоть кусочек мяса получить. Работали все на износ, есть было нечего. Лепёшки из картошки весной из-под снега для нас был праздник. Был праздник, когда мы убирали зерновые, горсточку положишь в рот и жуёшь, смотришь – и есть неохота. Но несмотря ни на что, всё-таки мы выжили. После гибели отца брат Виктор добавил год возраста с 1927 года, и добровольно ушел мстить за отца на фронт в 1945 г. Там же и погиб тоже. Мама за свою работу получила много наград, была заслуженная колхозница, ветеран труда, получала персональную пенсию. Но это проклятый дармоед, демократ Ельцин отнял её у неё и у всех. Мама умерла в 1992 году здесь, в Челябинске.